– Вы ей уже сообщали, что муж убит? – спросила Варя, оборачиваясь к Оперу.
– Ну да, естественно.
– А она?
– Ты же видишь, – пожал плечами оперативник, – делает вид, что в шоке.
– Может, она и вправду в шоке?
– Может, и вправду, – усмехнулся тот. – Оттого, что мы ее так быстро взяли.
– Что она сама-то говорит?
– Пока ничего. Сейчас сможешь спросить. Когда прекратит свое представление.
– Похоже – это не представление, – покачала головой Варвара.
– Ну, ты так потому говоришь, что еще настоящих-то шоу не видела.
Тут в комнату вошел следователь Костик в сопровождении озабоченного эксперта с автомобильной аптечкой под мышкой.
– Приведи нам, пожалуйста, в чувство эту гражданку, – кивнул в сторону Кондаковой Опер.
Эксперт тоже пощупал пульс девушки, оттянув веко, заглянул в зрачок. Пробормотал:
– Да, похоже, просто обморок.
Достал из аптечки флакончик с нашатырем, поводил им неподалеку от ноздрей Анжелы Кондаковой. Та вдохнула, дернулась, чихнула – и открыла глаза. С недоумением и ужасом оглядела собравшихся в комнате: эксперта, склонившегося над ней, Опера, в вальяжной позе расположившегося в кресле, Костика, почему-то горделиво подбоченившегося у дверей, и участливо поглядывающую на нее Варвару.
– Кто… вы? – прошептала Анжела.
– Гражданка Кондакова, – деловито произнес Опер, – хватит валять дурочку. Вы задержаны. Задержаны по подозрению в убийстве собственного мужа, Игоря Кондакова. Я – майор милиции, старший оперуполномоченный Малютин. Это, – он кивнул на Костика, – следователь прокуратуры Рудницкий. И вы, гражданка Кондакова, конечно, имеете право хранить молчание и всякое такое, но чем быстрее вы нам все расскажете, честно и без утайки, тем будет легче и проще нам, а самое главное – вам.
Опер сделал паузу и тут же с официального тона перескочил на удивительно человечный:
– У вас прямо-таки камень с души свалится, обещаю вам, Анжелочка.
– Игорька убили, – вдруг вымолвила девушка, и тут как будто это известие наконец по-настоящему достигло ее измученного мозга. Лицо закаменело. По щекам сами собой потекли слезы. Анжела их не вытирала, только глядела прямо перед собой, а слезы все катились и катились по ее щекам. Потом, наконец-то сообразив, что на нее, плачущую, с холодным любопытством смотрят трое совершенно незнакомых, посторонних мужчин, Анжела закрыла лицо руками и зарыдала еще пуще.
– Как вы думаете, – вполголоса спросил Костик у Опера, – можно ее сейчас допрашивать?
– Нужно, – тихо, но твердо заявил оперативник и добавил: – Ну-ка, сгоняй, притащи ей воды.
Костик мгновенно испарился – кажется, он, в отличие от Опера, и представления не имел, как приступить к допросу подозреваемой.
Варвара сочувственно посматривала на Анжелу. Та захлюпала, зашмыгала носом, Варя протянула ей бумажный носовой платок, которые у нее всегда были при себе в кармане куртки. Девушка автоматически поблагодарила и принялась вытирать слезы и сморкаться. Лицом она, с первого взгляда, показалась Варваре неотличимым ксероксом со Снежаны. Такая же вроде безмозглая фотомодель – кукольная крашеная блондинка. Правда, совсем не длинная и ногастая, а наоборот, маленькая, миниатюрная, «карманная». И, приглядевшись, Варя поняла, что Кондакова все-таки отличается от Снежаны и, кажется, в лучшую сторону. Та была пробка пробкой, а у этой особы в глазах светится природный ум. А ум у женщины подразумевает хитрость, и, значит, все то горе, которое Анжела демонстрировала тут перед ними, могло оказаться всего лишь хорошо разыгранным спектаклем. И она, Анжела, действительно могла зарезать собственного мужа. Тем более что львиная доля бытовых убийств – хорошо знала Варя и в теории, и уже по кое-какому практическому опыту – совершается половыми партнерами убитых. И при таких преступлениях первый же подозреваемый, которого берутся отрабатывать оперативники и следователи, это супруг или сожитель погибшего. Сотрудники органов редко промахиваются – очень часто такие убийцы раскалываются немедленно. Да к тому же у Анжелы Кондаковой имелся замечательный мотив, которого не было ни у кого из присутствующих здесь, на базе: материальный. Она наследовала все имущество и ценности убитого, а материальных благ, Варя не сомневалась, молодой футболист сумел, несмотря на возраст, накопить преизрядное количество.
Однако Анжела, конечно, выглядела действительно потрясенной происшедшим. И Варя никак не могла понять: что это было – искреннее чувство или же искусная игра?
А тут и следователь подоспел со своим стаканом, полным ледяной воды. Протянул вдове.
– Спасибо, – механически поблагодарила она и принялась пить.
Зубы постукивали о стакан, влага проливалась на подбородок, и опять Варя не могла понять: что это – представление? Или – все всерьез?
Анжела утерлась Вариным платком и отдала стакан следователю.
– Анжела, – вдруг мягко-мягко проговорил Опер, – а вы загорели. Вы ведь отдыхали?
– Да, – прошелестела та.
– Говорят, вы в отпуске были? – ласково спросил Опер.
– Да, – выдавила из себя жена Кондакова.
– Где же вы побывали?
Оперативник выглядел чрезвычайно участливым, и, если бы Варя уже не изучила в деталях его повадки, она запросто могла бы принять эту участливость за чистую монету. Как, наверное, и обманулась в отношении его Анжела.
– На Шри-Ланке, – вздохнув, сказала Кондакова. И зачем-то добавила: – Это остров Цейлон.
– А вы ведь вроде бы собирались сегодня утром прилететь?
Опер (человек и на вид, и по сути, в общем-то, циничный) был сейчас само сострадание.