Трансфер на небо - Страница 24

Опер дал отбой.

– А почему мы с самого начала у игроков сотовые не отобрали? – поинтересовалась Варвара.

– А потому что потому все кончается на «у», – вздохнул Опер. – И если б да кабы, то во рту росли б грибы.

Варя поняла: Малютин понимает ошибку, допущенную при расследовании, действительно, надо было отобрать у футболистов мобильники (или хотя бы проверить их).

– Ну ладно, возвращаемся на базу, – скомандовал оперативник. – Я с ним, – он кивнул на Карпова, – на «Порше» поеду. А ты колымагу нашу доведешь?

– Доведу, – Варя улыбнулась. – Правда, у меня прав с собой нет.

– Я думаю, гаишники к тебе цепляться не будут, – ухмыльнулся Опер. – А если что – включай сирену с «люстрой» и прорывайся… Давай, ночной ездюк, – обернулся он к Карпову, – садись за руль. И особо не лети… – усмехнулся и добавил: – Хорошо б ты так на поле бегал. Мы б тогда уже давно чемпионами мира стали.

– Давай, давай, мент, прокатимся, – оскалился наглый Карпов. – Когда тебе еще доведется на «Порше» поездить!

– Гляди, не докатайся! – в тон ему ответил Опер. – Может, скоро в «автозаке» тебя будут возить.

Они расселись по машинам: Варя – за руль милицейской «шестерки», Карпов – на водительское кресло своего «Порше». Рядом с ним устроился оперативник.

…Ах, если бы Варя и Опер видели сценку, происшедшую сразу после того, как футболисты обнаружили тело Кондакова! …Вот Карпов, убедившись, что за ним никто не наблюдает, входит в номер, где на кровати лежит мертвый Кондаков… Щупает пульс на его руке… Подходит к окну, изучает следы на подоконнике… А потом воровато поднимает что-то с пола и быстренько сует себе в карман…

Но в тот момент, сразу после убийства, рядом с Карповым находилась одна Снежана. И она не заметила манипуляций футболиста. Или сделала вид, что не заметила…

…«Порше» с Карповым и Опером на борту развернулся и помчался обратно – к тренировочной базе российской сборной по футболу. За ним потащилась «шестерка» с Варварой.

Ни единой машины так и не проехало мимо них по пустынной трассе. Ночь, тяжелая осенняя ночь лежала над всем Подмосковьем.

Глава 8

Один из пяти. За три месяца до описываемых событий. Несчастная любовь.

За три месяца до кровавого убийства, происшедшего на базе футбольной сборной, в модный столичный ресторан «Мусин-Пушкин» входил очень молодой человек. По виду – вчерашний школьник. В крайнем случае, студент младшего курса. Однако одет был молодой человек совсем не по-студенчески. Светлые брюки тончайшей шерсти. Рубашечка натурального шелка. Мокасины ручной выделки, ценой не менее полтыщи баксов. Темные очки от дорогого модельера. Да и подъехал юноша к ресторану на пижонской «бээмвухе» седьмой серии. «Сыночек нефтяного короля», – неприязненно подумал швейцар, распахивая перед молодым человеком дверь и принимая ключи от «БМВ». Однако в тот момент, когда юноша картинным жестом сдернул с носа очки, швейцару его лицо показалось знакомым. Но лишь когда метрдотель уже повел мальчика-пижончика к столику, а швейцар отдал ключи от «бимера» парковщику, он наконец вспомнил, где на самом деле видел юнца. Видел он его по телевизору, на футбольном поле, где молодой человек производил фурор в составе лучших клубов и сборной своими лихими рывками и непредсказуемыми финтами.

Метрдотель (он, в отличие от швейцара, сразу узнал футболиста) с изысканной вежливостью проводил юношу к столику. Там его уже ждали. В полутьме ресторана, погрузив свою полуторацентнеровую тушу в кожаное кресло, сидел завсегдатай заведения – преуспевающий спортивный делец по кличке Ботя.

Ботя лет двадцать назад был известным футболистом. Особых лавров не снискал, хотя сыграл за сборную на «Мундиале-1982» и даже заколотил «банку» бразильцам. Уйдя из спорта, Ботя начал пить и делал это столь вдумчиво, что допился было до зеленых чертей. Потом-таки опомнился, излечился, намертво завязал, а тут как раз и перестройка подступила. Перестройка – с ее невиданными возможностями. И неожиданно оказалось, что всем на свете можно торговать и все на свете имеет свою рыночную цену. Все, включая живой товар. И спортсмены на самом деле тоже оказались товаром – как компьютеры, лес или нефть.

В характере Боти имелась ярко выраженная коммерческая жилка. И торговать он взялся тем товаром, который знал как самого себя: спортсменами. Он знал все их плюсы и минусы, а также имел колоссальное чутье, умея разглядеть в зеленом юниоре возможный немалый денежный потенциал. «Зашибать «зеленые» на зеленом поле!» – таким стал девиз великолепного Боти. Хотя основу своего состояния он заложил «на льду»: сначала продавал самую очевидную гордость советского спорта – настоящих мужчин, бойцов ледовых дружин – отечественных хоккеистов. Затем взялся и за футболистов, а потом в дело пошла более легкая кавалерия: баскетболисты, пловцы, боксеры… Ботя схватился за новое для России дело – стал спортивным агентом – с тем же азартом и рвением, с которым в молодости сам играл в футбол (а позже пил). Он прославился еще в конце восьмидесятых, осуществив едва ли не самую первую в тогдашнем Советском Союзе продажу игрока на Запад. Рассказывали, что именно Ботя поспособствовал тому, чтобы в НХЛ из ЦСКА перешел великий хоккеист, ныне успешно подвизающийся на должности министра российского спорта. Благодаря этому контракту Ботю узнали за рубежами нашей Родины, и поэтому вскоре сделки у него понеслись одна за другой. Хоккеисты полетели на его крыльях из Москвы в Северную Америку и Канаду. Затем футболисты – в Испанию, Швейцарию и Турцию. Потянулись в «Юту» и «Сан-Антонио» баскетболисты… Каждая купля-продажа игрока приносила Боте преизрядные комиссионные, он оказался агентом и коммерсантом божьей милостью, и злые языки даже поговаривали, что сейчас он контролирует чуть ли не больше половины российского рынка живого игрового товара. Разумеется, агенты, которым – всем скопом – оставалась всего-то навсего другая половина этого самого рынка, ненавидели Ботю лютой ненавистью, и не один из конкурентов мечтал, чтобы тот рано или поздно сломал бы шею.